Числа зверя и человека - Олег Рой

Затем перезвонил на работу и заявил, что беру отпуск. Выслушал, конечно, пару ласковых от начальства, но напомнил, что вообще-то я никогда себе такого не позволял и вообще – пропустил свой законный очередной отпуск, что, кстати, является вопиющим нарушением законодательства. Начальство сквозь зубы буркнуло: ну ладно. И впрямь. Лишь бы искать не кинулись.

Отключив телефон, я обратился к Марии:

– Если вам надо кому-нибудь позвонить, звоните сейчас.

– У меня телефона нет, по-моему, я забыла его на работе…

– А документы-то у вас есть? – спросил я. Она отрицательно покачала головой. – Да вы просто находка для герлхантера, – мрачно пошутил было я, но понял, что это не смешно. – Ничего страшного. Не думаю, что у нас их будут проверять. Надеюсь, мы все-таки опередим наших преследователей. Но для этого надо поторопиться.

– Мы едем в горы? – спросила она.

– Не совсем, – покачал я головой, протягивая ей свою трубку. – Тогда звоните с моего.

Позвонила она только на работу (в какой-то интернат, насколько я понял). Одинокая девушка. Она да Рита. Ну оно и к лучшему. Возвращенный телефон я тут же положил под одну из лавочек, словно он вывалился из кармана какого-то незадачливого выпивохи. Если будут искать по билингу – пожалуйста. Зря что ли я «чистый» телефон покупал.

После этого я вкратце сообщил Марии ближайший план наших действий:

– Если охотники связаны с Корпорацией, сегодня они будут искать нас самостоятельно. Им совсем не хочется выставлять себя слабаками. Но завтра к этому подключится сама Корпорация, и тогда нам придется тяжко, как зайцам в сезон охоты. Поэтому нужно как можно быстрее найти пристанище, о котором никто не знает. К счастью, один такой уголок у меня на примете есть.

Об этом месте даже Феликс не имел понятия. Маленький охотничий домик в заказнике на юге, некогда служивший сторожкой местному егерю. От людных мест далеко, до ближайшей (довольно глухой) железнодорожной станции десять километров по лесу, столь же густому, как и Национальный парк. Забираться в самую глухомань, может, и не лучший метод бегства, но об этой сторожке никто вроде не знает, наши преследователи доберутся до нее не скоро. Если вообще доберутся, на что я, признаться, надеялся.

На вокзале мы сели в нужный пригородный поезд, благо, в том направлении они ходили часто. Вроде бы ни на вокзале, ни в полупустом вагоне никто на нас внимания не обратил. Обычная парочка отправляется на пикник, никто лишний раз не взглянет, а взглянет – через минуту и не вспомнит.

– Поспите немного, если получится, – посоветовал я изрядно осунувшейся (устала, бедняжка) Марии. – Когда доедем, придется долго идти, и отнюдь не по бульвару, так что вам надо как следует отдохнуть.

– Хорошо, – послушно сказала она и практически мгновенно заснула, привалившись к моему плечу. Я не спал, а смотрел в окно, наблюдая, как исчезают в снежной пелене огни города, в котором я родился.

Странно… Я ведь должен был сейчас чувствовать себя ущербным, поскольку родился неестественным, как выяснилось, путем. Но ничего такого я не чувствовал. Только щемящую тоску по матери да тревогу за Феликса и его Риту.

Бессмысленные вообще-то чувства. Что толку жечь эмоции, надо действовать.

16.12.2042. Город.

Кафе «Гора». Ойген

Я выругался.

– Ты, придурок, вообще представляешь, что за дело вы завалили!

Малой, громила под два метра ростом и под полтора центнера весом, выглядел смущенным:

– Не тяни меня за… Принц. И без тебя тошно. Чего уж там. Лоханулись мы по полной, как последние фраера.

– Ты не мог послать кого-то потолковее?

– Гадом буду, Принц! Толковые ребята, проверенные. Самые лучшие.

Для полноты картины не хватало только битья в грудь и рванья рубахи на груди. Ну вот как с таким… инструментарием работать?

– Ну-ну… Я вижу, какие они самые лучшие. Вместо того, чтобы сразу же доложить о своем проколе, они чуть ли не сутки шарахались по городу. И без всякого толку! Только время зря упустили. Если это лучшие, то какие же тогда у тебя худшие?

– Ну не повезло, чо теперь? Растерялись ребята. Кто ж знал-то! Но ты прикинь, – похоже, Малой, существо до предела примитивное, уже вполне пришел в себя, – самый смех знаешь какой? Они ща в три голоса поют, что вырубил их всего-навсего один несчастный фраер.

– Что за фраер?

– А я знаю? Какой-то штемп подъехал на «Гелендвагене», вышел и начал быковать. Ну наши решили ему типа навешать, чтобы рыло не совал, куда не надо. А он, удав гнутый, не стал дожидаться. Всех троих качественно приложил, они и пукнуть не успели. Прямо не человек, а супермен какой-то.

Мне очень хотелось расколошматить этому кретину его пустую черепушку и насовать туда дождевых червяков – пусть там хоть что-то шевелится. И ведь сам не соображает, что сейчас сказал. Да и откуда ему догадаться. Супермен, говорите? На «Гелендвагене», говорите? Совсем плохо дело. Неужели Макс?

– Номерные знаки машины твои архаровцы хоть доперли срисовать?

– Обижаешь… В натуре, самым чистым образом. И уже ищем, прям землю роем, зуб даю. А еще, – он пошарил в заднем кармане джинсов и извлек архаичную флешку. – Это запись с видеокамер больницы. Сам посмотри, я всосал, чувак реально крут, типа Чак Норрис.

– Эх, Малой ты малой, – вздохнул я. – Ты бы мне еще дискету принес. Пятидюймовую. В какое место я эту флешку засовывать должен? Не мог в «облако» мне залить?

– Я в этих ваших облаках – как слон в апельсинах, – потупился Малой. – Но если надо, так там, в служебном помещении, нормальный компьютер есть.

– Нормальный… Ладно, что с тебя взять. Пойду, гляну запись. А ты, как найдут «Гелендваген», тут же мне звякни. Всосал?

– Без проблем! – Малой уже лыбился во все свои… ох, к стоматологу бы его отправить. Или сразу к протезисту, что ли. Нет уж. Такую «улыбку» в порядок приводить – никаких денег не хватит.

– Ты сам одна сплошная проблема, – недовольно сказал я, уходя в служебную комнату.

Запись я просмотрел. На ней действительно был Макс. Вот гад! Всегда ему больше всех надо. Или… может, он был знаком с Ритой и перепутал ее с сестрой? Такое тоже не исключается. Ну да ладно, пнем по сове, совой об пень – какая разница, все одно. Еще одна забота на мою голову.

Но это были еще цветочки. Черт, а так хорошо все начиналось!

Заглянув на сайт Клиники, чтобы проверить статус моей настырной преследовательницы, я искренне надеялся увидеть против ее фамилии либо крестик – «умер», либо черную точку – «вегетативное состояние». Но там, извольте радоваться, красовалась галочка – «прооперирована».

Как?!

Я тут же набрал номер Хлуста. Еще один кретин на мою голову.

– А что я должен был делать? – оправдывался он. – Как деньги поступили, ее тут же передали на операцию. А на операции я только ассистировал. Надо было хирургу под руки лезть? Прямо на глазах среднего медперсонала? Без шансов, – он вздохнул в трубку.

– Но сейчас-то? В конце концов, она в послеоперационной, состояние соответствующее, разве нельзя как-то поспособствовать? – я почувствовал нешуточный приступ паники. – Вы же врач. Кто там чего заподозрит: подумаешь, осложнения у послеоперационного пациента. Тоже мне, редкость. Нельзя ей устроить, ну, скажем, скачок давления?

– Она слишком хорошо себя чувствует, и динамика отличная, прямо как будто не нейрохирурия в анамнезе, а аппендектомия какая-нибудь, – сказал он. – Крепкий организм у девки. Если вдруг коньки отбросит, всю гистологию с токсикологией наизнанку вывернут: от чего перекинулась, да откуда у нее в крови то-то или то-то. Опасно. Но вы не думайте, укольчик в трубку капельницы я все-таки всадил. Методы стирания краткосрочной памяти еще в прошлом веке были разработаны. Так что последние дни перед аварией у нее напрочь из головы вылетят. Надо только какое-то время, чем дольше – тем лучше, беречь ее от ярких впечатлений, способных вызвать какую-то ассоциацию в памяти. А если повезет, у нее амнезия не только мини-ретроградная, а вполне капитальная нарисуется.

– Если повезет? Ну-ну. Мне тут уже, знаешь ли, повезло. Ладно, проехали. Значит, мне лучше не попадаться ей на глаза?

– Наоборот, – деловито сообщил Хлуст. – Если есть возможность, сразу же покажитесь. Мозг сейчас как раз готов выстраивать ложные ассоциации. И в случае, если она что-то вспомнит, увидев вас, ее воспоминания можно объяснить именно такой ассоциацией.

– Хорошо. Точнее, плохо, но ничего не поделаешь.

Пока я говорил, в комнате появился Малой. И теперь этот бугай мялся у меня за спиной, не решаясь тревожить. Чтоб его! Почему-то человеческая глупость с каждым днем раздражает меня все сильнее.